Ближний  мир  детства, близкое окружение, где проходят ранние годы особо как-то запечатывают в памяти образы окружающего мира и природы. Особенно ярко с годами всплывают из детства картины как-то привязанные, будто специально, к праздникам. Может именно тогда детское восприятие особо восприимчиво...

     Так помнится теплый  день весной около Пасхи Христовой, когда вокруг журчат ручейки и в проталинах зеленеет трава. А солнышко как-то по праздничному греет радостно, ярко. И глаз ищет первые желтые цветки и стайки подснежников. Мы же, дети, рады, что одеты в праздничное и в карманах крашеные пасхальные яйца. Непременно состязаемся - чье яйцо крепче, борец. Но особо в памяти сама атмосфера, жданного и пришедшего праздника. И радуется ему природа, радуемся и мы. Все так естественно, но и торжественно, по особому. Жаль конечно, что это был лишь отблеск тех исконных торжеств, которые радовали наших предков, и которым они отдавались сполна, всей душой .

     Детский мир - особый мир. Может из-за малого роста виднее все, что под ногами, до мелкой живности и разнообразия растений, чьи имена мы знали друг от дружки. А поиск белых камешков в ручейках !

     Потом,  уже вечером, под одеялом закрывшись с головой мы высекали из них искры, а они издавали какой-то загадочный запах. Мы их называли кремни и носили тоже в карманах.

     Но мир был бы не полон без соседей, каждый из которых имел свой образ в детском воображении... И приятели, с кем мы делили свои игры и шалости. Самый близкий наш приятель жил через дорогу и был сверстник. Его воспитывала бабушка - строгая труженица. У него была младшая сестричка, которая все время пыталась увязаться за нами, мальчишками, а мы ее отгоняли, считая неподходящей для наших игр по возрасту и девченочности. И почему-то прозвали ее "Справка", может по особому выговору.

 Мы вместе играли на нашей улице, во дворе и близких лесных участках, еще не загаженных и чистых кусочках леса, а не помоек, как сейчас. Там собирали лесные ягоды - чернику, бруснику и голубику и множество грибов - от обыкновенных, но красочных сыроежек до крепеньких белых.

 Особо нас интересовало почему сыроежку не едят сырой; мы пробовали и так, и с солью, и печеной на костре, но все не вкусно... Так и осталась она нам загадкой.

     Особое место занимали у нас рассказы - чаще слышанные из взрослых разговоров истории, понятые по детски и от этого какие-то сказочные. А позже, как стали постарше - и прочитанные. К нашему счастью телевизор, КВН с экраном в открытку и большой линзой, в которую наливали воду, появился в нашем быту значительно позже и был скорее диковинкой, но не привлекал нас особо (это средство современного насилия в наших домах...). Наша фантазия была очень богата и мы в своих рассуждениях давали свободу своей фантазии.

     Зимой катались на лыжах и санках, пытались запрягать в сани и соседскую собаку. Но ей как-то не очень хотелось тащить сани, и тогда мы вылавливали котов, пуская их по дороге несколько впереди собаки, а она, нутром стремясь поймать кота бежала и тянула санки. Кот же, при первой возможности убегал из протоптанной дороги в снег, собака за ним... и наши сани переворачивались. Но опыт был успешен, хоть и краток. Теперь важно было поймать другого кота, напуганный долго не появлялся...

 Сооружали и санный "автомобиль" из прибитых к лыжам саней и каркаса из плаща-дождевика, с фарой спереди. Но мотор - собака, не хотела его тянуть и мы скоро отказались от экспериментов.

 В снежную зиму снег лежал толстым пуховым покрывалом на крыше и около дома - до окон. Снежные были зимы, с искрящимся на солнце изсиня-белым снегом. А мы залезали на крышу, сначала на краешек, потом выше, и прыгали в снег. Удаль преодолевала страх взгляда сверху. Скоро освоили и конек крыши, и прыгали "с парашютом" - зонтиком. Правда он всякий раз выворачивался, не смотря на наши ухищрения.

 Потом решили, что лучше с крыши спускаться на санках, страшновато, но путь к этому уже был пройден... Наш сосед был первым, правда санки не выдержали приземления, особенно если в качестве естественного трамплина использовали крышу терасы дома. Но и это было скоро освоено. Верх постижений был здесь у нашего приятеля, в будущем авиатора, - он совершил скок с крыши на лыжах ! При приземлении лыжи воткнулись в снег, а он в сугроб. Этот рекорд так и остался непревзойденным.

     Летом мы почти всегда играли около дома. Изредка ходили на рыбалку на нашу ручку Оредеж, но это было скорее исключение, так как мама беспокоилась, а мы не хотели ее тревожить. Вообще мы были всегда под маминым присмотром, бдительным и добрым.

     Наши соседи были в большенстве пригнанные судьбой из дальних мест. Это  были и русские, фины, поляки, белорусы и евреи. Но никто никого не обделял по национальности - ценили добрые отношения, взаимопомощь, трудолюбие.

 Каждый из соседей, со своими особенностями и характером как бы дополняли друг друга. Это были различные мирки, в которых в меру возможностей они сохраняли старые навыки и быт. Иногда не совсем понятный и поэтому наверное несколько таинственный для нас.

 Все соседи были колоритные личности. Это и труженица, уроженка белорусии, бабушка нашего приятеля, не смотря на годы весь день она в огороде. А огород, ухоженный ее руками и сердцем, давал лучшие в окрестности огурцы. Или другая, внешне строгая, но добрая сердцем финка - пример аккуратности в доме и во дворе. Все как надо!

 Многие в те трудные годы держали коров и всякую живность. Одно время и у нас была корова и даже собака - немецкая овчарка Сильва. Однажды мама  отдала нашу Сильву куда-то далеко, хорошим людям, так как не было возможности ее кормить. У нас  во дворе она сидела привязанной на бельевой веревке, для порядка скорее. Так вот, спустя дней десять Сильва, радостная вернулась к нам домой волоча с собой длинный кусок цепи, на которой она там наверное сидела, но не выдержав разлуки вернулась. И уже жила опять с нами, в своей будке. Вот она собачья верность.

     Когда наступала зима, мы все сбивались в одной комнате нашего, иначе просторного дома. В тесноте нам было уютнее, никто не хотел даже идти спать в отдельную комнату.

 Наш кот, сибирский, Барсик  ловил мышей, но не ел их, а складывал около плиты на кухне.

 Для тепла, делали с осени вокруг дома завалину из земли, чтобы не поддувало, вставляли вторые рамы в окна, но в те времена зимы были такие суровые, что углы комнаты промерзали до изморози. Тогда мама вешала на дверь одеяло, от сквозняка, а к углы комнаты ставила керосинки для тепла. Печка, то круглая, то квадратная - часто перекладывали, но тепла от этого больше не давала и так и остановились на круглой. Приятно было прижаться к ее теплому телу, а еще приятнее глядеть как догорают в топке красные угли, и как уже не пробегает синеватый огонек по ним, носящий угар.

 У нас долгое время не было своего колодца, а и не нужно было при тех добрых отношениях с соседями, и мы ходили за водой к соседям по протоптанной дорожке. Наши участки разделяла условная межа, даже не было и забора - ни к чему.

 И заборы, и отчуждение появились значительно позже. Наверное более суровое время чем-то объединяло людей, тянулись неосознанно друг к дружке в трудной послевоенной жизни.

     Самое раннее воспоминание, которое могу датировать - смерть Сталина. Она оставила яркое впечатление в детских глазах. Как ни странно, но воспринималась она вокруг как национальная трагедия, весьма искренне даже теми, чья жизнь была сломана в сталинские годы, не говоря уж о тех, кто вернулся живыми с войны. Все плакали и причитали. Тогда и радиоприемники, работающие от громадных батарей, электричество появилось значительно позже, были не в каждом доме. Мы ходили слушать сообщение о смерти Сталина к соседям, наши батареи тогда "сели".

     К вечеру чистились газетной бумагой стекла керосиновых ламп, не дающих много света, но очень уютных. А керосин развозили раз в неделю в большой бочке на повозке с лошадью. Приехав на перекресток улиц продавец-керосинщик надувал рожок и на его зов собиралась очередь соседей с канистрами и бидонами. Разливали керосин большой литровой кружкой через металлическую воронку. Нам, детям, нравился  этот необычный запах.

     Кроме соседей, которых мы знали по имени и отчеству, приходили к маме и наши знакомые из других мест. Особо помнится сухая пожилая женщина - тетя Женя (все для нас были тети и дяди). Она жила не близко, и приходя к нам после церкви, обычно сразу хватала тяпку и шла в огород окучивать картошку. Искреннее желание помочь нам возможным никогда не забудется. Закончив окучивать с желанием и знанием дела, она говорила: "Ну, я пошла", и торопилась домой. Без лишних слов, но всегда с добрым сердцем. Светлая ей память.  Помнится и старушка-нищая Груша. Очень интересная рассказчица разных историй из своей молодости - гаданий и обрядов уже забытых. Мы обычно вместе с ней обедали в столовой за нашим большим столом. Она была очень аккуратный и полный достоинства человек, не то что теперешние нищие. Помнится, что наверное под влиянием ее страшных рассказов о девичьих гаданиях с зеркалом, я долго боялся в темноте проходить около зеркала и всегда крепко зажмуривал глаза. Это чувство неосознанного таинственного страха осталось в памяти и по сей день.

 А так приходили более по делу, или навестить. Пустых разговоров как правило не водили.

     Жизнь получала большее разнообразие летом - приезжали детские сады со стайками бледненьких ленинградских детей и пионерские лагеря с непременными звуками горна.

 Были и просто дачники. Мама в тяжелые годы сдавала наш дом под детский сад. Это было большое подспорье и возможность отдать накопившиеся долги. В эти лета мы жили во времянке, просторной и с плитой посередине. На ней мама варила вкусное варенье. А мы любили пробовать с варенья пенку. Варенья варили достаточно. Особо помнится холодная манная каша с малиновым вареньем!

 В огороде выращивали много земляники, малины, черной смороды и каринку. Яблоки тоже были, красивые бело-желтые с красным боком - старинный сорт. И конечно же множество кормилицы-картошки, которую хранили в подвале дома до весеннего потопа, наполнявшего весной подвал в половодье талой водой.

     Жили мы всегда дружно и как-то светло, наверное благодаря постоянным и ненавязчиво деликатным усилиям нашей мамы. Светлая ей, труженице, память!

     На Новый год всегда ставили елку, под потолок. Украшали ее различными игрушками. А мама наряжалась в шубу и приходила как Дед Мороз, с подарками для каждого из нас.

 Мы писали старательно письма Деду Морозу о том как учимся и что слушаемся, но главное - какие хотим подарки. Наши желания были весьма умеренные, не то что сейчас... Письма мы носили в дупло старой ели (мама их потом от туда брала) и проверяли - взял ли Дед Мороз наше письмо.

 Наша школа была очень близко от дома, и даже видна в конце улицы. Мы всегда бежали побыстрее из школы домой по маленькой лесной тропинке вдоль улицы, а мама уже ждала нас у калитки. Школа сохранилась до сих пор. Помнятся и наши учителя, добрые и все разные. Светлая им память и благодарность за  знания, что старались терпеливо передать нам.

     Счастливы мы были, что судьба подарила нам детство в таком красивом и своеобразном месте - нашей Вырице, тихом и забытом бурной "цивилизацией"  месте в окрестности большого города с жизнью вечно скороспелых перемен.

    Это было в раннем детстве и осталось в памяти как нечто вполне естественное, но сокровенное.

    Были мы тогда совсем маленькие, под стол пешком ходили.Но, наверное именно эта малость открывала нам многое, потом уже не наблюдаемое и не познаваемое. Весь мир вокруг нас был нам интересен, всем занятен и необычен, а жили мы тогда но старой даче, что давало нам ощущений и впечатлений значительно больше чем в городской квартире, складе для людей.

Мы были рады всему вокруг нас, очень любознательны, а и любопытны и всем узнанным или увиденным делились друг с другом.

    Это были дивные времена. Так, например, под нашим старым забором, отгораживающем дачу только с улицы (внутренних, между соседями заборов тогда не было - лишь межевые канавки, но ни нарушаемые ни кем), так вот под этим забором каждую осень мы собирали приличный урожай белых грибов. И считали, что они там потому растут, что не топчем их, не ходим вдоль забора понапрасну. А у входной калитки рос большой куст сирени с прекрасным ароматом. Вдоль забора были посажены густые кусты цветущего обильно белым цветом кустарника. Со стороны улицы лежали приготовленные для ремонта дома, но так и оставшиеся как место для бесед с приятелями - соседями, бревна.

В саду у нас было много всего: яблони, сливы, малина, черная сморода, любимая наша каринка - где мы состязались с нападавшими на нее птицами, кто скорей съест зрелые плоды. Но птицы, крупные, серые были пожалуй проворней нас. И непременное море кормилицы-картошки, которую для урожая окучивали тяпками-мотыгами по нескольку раз. Это все давало нам достаточное разнообразие и, конечно, запас варенья на зиму.

    Но нас более тянуло ко всему скрытому, незнакомому и таинственному. Тайком мы забирались под крылья крыши нашего старинного дома. И там, в темноте, почти на ощупь, пробирались между ненужной старой мебелью, какими-то сундуками и коробками, пачками старых газет и журналов, лежащих там не менее полувека.

Постепенно мы освоили и этот лабиринт и его достопримечательности.

    Но самое интересное, кроме непременных домашних кошек и, одно время нашей собаки, и бегающих от нас кур, была наша сокровенная тайна - гномики. Этим мы делились шепотом, под одеялом, вечером между собой и не рассказывали взрослым.

Было ли это так, или это столь яркий плод нашей детской фантазии, уже не знаю. Но тогда не вызывало у нас ни каких сомнений, что в густых кустах, около старого забора у нас живут гномики, как мы их называли между собой. Это были чуточные, не более четверти, человечки, одетые как люди во что-то, и с шапочками на маленьких головках с блестящими маленькими темными глазками. Они никогда не говорили с нами, не давались в руки, но и мы старались не беспокоить их. Видели, знали где живут и все. Разве что иногда приносили им и оставляли под кустом любимое их печенье, которое мы считали их тоже любимым лакомством.

Мы знали, что они не возьмут его, пока мы там. И потому, положив печенье под куст сразу отходили, и выждав некоторое время подходили проверить - взято или нет. В скором времени оставленное исчезало. Иногда мы оставляли там даже конфеты - большую редкость в те трудные времена.

Что стало с нашими гномиками потом, не знаю, но после замены старого забора на новый, уж хороший, они исчезли, навсегда.

Это было давным давно.

И вот, вспоминая эту нашу сокровенную тайну, вижу их как сейчас перед своим мысленным взором. Для нас эти добрые маленькие гномики были полной реальностью, тогда.

А как для других - не знаю.

Наверное не поверили бы нам.
* * * (мир изнутри)

Иногда мы оцениваем себя «умными», по крайней мере  не глупыми.
Но это тоже заблуждение, ибо зависит от «точки зрения», от горизонта взглядов, ...не своих.
Представление о себе «в себе» — это всегда внутренний проект (скорее желаемое). Ты скорее такой, как тебе кажется мнение «со стороны»(не всегда высказываемое, но всегда ощущаемое).
Но(кроме закоренелых, «забронзовевших»), все находится в динамике. И даже вчерашнее представление может оказаться неприменимым, отжившим по непотребности (или по заблуждению).
Постоянны лишь простые истины, и их понимание сердцем.
Есть «ствол понятий», как у дерева. Он определяет твою суть. Ветвей много, торчащих ежиком. Некоторые уже сухие… Мысли поворачиваются к стволу, ища в нем опору, ...и это устремление сворачивается в «точку» зрения. Сужается в пространстве(наверное для удобства?).
Когда, под напором обстоятельств(или внутренней потребности) взгляд получает пространство, — обретается горизонт(мнимая линия ограничения, где Небо сходит к земле).
Блуждание в этом пространстве мыслью дает ощущение свободы(хотя и мнимое). Свобода нужна, чтобы выращивать новые веточки того дерева понятий, с их связью или противостоянием. В этом живая жизнь!
Она в порождении заблуждений и отсечения их, по опыту. Дело больное.
В этом движении души мы ищем(чаще интуитивно) опору. Она есть!
И дана нам в Боге, но мы постоянно подвергаем ее в себе испытанию. Зачем? - Чтобы утвердиться «сознательно» в том, что не подлежит разуму, но сердцу.
Так и терзаемся иногда во тьме, а иногда получая утешение — Протянутую нам спасительную руку Его!
Не бойся поиска. Бойся окаменелости в чуждых душе «истинах», вроде бы логичных и удобных. (Сильнейший в логике — лукавый. Он и возьмет тебя на крючок. И поведет…)
Бди! Следуй сердцу.


*** Опыт чистых душ

   Можно ли научится чему-то особому, непривычному по жизни, следуя «из себя»? Возможно, но это будет озарение. Озарение чистой души, как протянутая рука Свыше на устремление некорыстное, благое к другим. Другой путь — передача сокровенного личного опыта, своего Пути, от учителя к ученику. Трудный путь, надо оставив гордыню, подчинить всецело свою волю воле Учителя.
Так являлись миру Учителя-наставники, ведя за собой череду учеников, вырастающих до Учителей, а иногда даже предвосхищающих их, в радость Учителю. Здесь некорыстная устремленность соединялась с вдохновением подвига души. Так слагалась Традиция, духовные школы, перерастающие из скитов отшельников, ищущих Всевышнего Бога, в содружество учеников у ног учителя, в монастыри — места уединенной и соборной молитвы.
Далеко не каждый, даже если очень и хочет, например по мнению в себе, что ему по силам духовный подвиг, но находящиеся лишь в прелести… Увидеть, различить, может только добрый наставник. Уберечь молодую душу от самовосхищения в гордыне, в духовной слепоте. Опыт, причем не начитанный, но личный — то , что дает право учить. Иначе, пропасть лукавых заблуждения страшна!
Поиск своего пути в жизни, например в профессии, искусстве, ремесле , или в чем-то сокровенном , - всегда есть. Его надо почувствовать, но открыт он только опытному взору со стороны. Взору уже прошедшему этот Путь, и возвращающемуся к нам, чтобы на основе личного опыта уберечь от ложных дорожек и заблуждений. Опыт старца-наставника, признанный не по лести.

    Такими и были(и есть) старцы - духовные учителя и исповедники на Руси.
Они как светлячки во тьме суетного быта. Скромные и кроткие.
Чаще мы их знаем как святых подвижников духа, но их еще больше среди не знаемых нами, но возносящих  свои молитвы о нас в тиши глухих, но светлых скитов(или даже в обыденной жизни).
Их деяния не корыстны, и может быть они молчат о восхищениях своего духа, считая себя грешными  по недостоинству к просветлению. Они, в отличие от нас (считающих себя чаще безгрешными), видят свое несовершенство даже в малом, даже в помыслах, даже по своей недостойности человеческой в сравнении с подвигами святых былых времен.
Как нам далеко до них!
Трудно «найти себя» в суете дней, особо городской. Наверное посему и удалялись они в тишь, даже принимая обет молчания, как убежище от искушения восхваляться гордыней.
Мы благодарны им, несущим факел чистого духа в мир, освещая им достойный путь, в пример нам, хотя бы как возможность.
Опыт чистых душ особо важен нам, мирянам, как пример достоинства духа, как укор нашему несовершенству, как путь…
Светлая память ВСЕМ «стяжателям духа» , и земной поклон!
Господи, благослови, и прими наше покаяние! Укрепи.
Не дай поскользнуться на жизненном пути.






    Обретя огонь, наши древние предки ощутили не только тепло в доме и защиту от хищных соседей, но, наверное, и красоту живой игры пламени и перекатов отблесков жарких углей. Стал огонь им своим, нераздельной частью жизни и быта, предметом особого почитания и дивных сказок.

Что-то сокровенное из этого древнего почитания осталось и в нас, в нашей генной памяти, традициях.

    Как приятно, особо длинными зимними вечерами, присесть у печи с потрескивающими поленьями в объятиях огненных. И пробуждается в тебе не погасший голос веков, как бы завораживает тебя игрой огонь не давая оторвать взгляд. Летят минуты, а время, и все вокруг, как-то исчезло, вторично. Внимание только там, на пламени, да внутри пробудившихся смутных чувств.

Живой огонь строг да и ласков своим теплом. И не заменит его ни какое чудо цивилизации - ни нагретая электричеством спираль, ни тепло пришедшее к тебе в дом по трубе. Не то.

Как и в древности, огонь объединяет вокруг себя, располагает к долгим рассказам, воспоминаниям старины, размышлениям. У огня, будь то камин, непривычный для нас атрибут, или огненное ли чрево печи, костер ли у реки - все сближает, концентрирует, и люди вокруг ближе тебе, и взаимная приязнь сближает как и в былые времена. Все же разделяющее, как чужое отходит, боясь наверное живого огня.

    Вот и мы сейчас, стоим у прогоревшего костра в саду. Льется от него ласковое тепло. Играют, переливаясь, огоньки углей. Как сокровище из волшебных сказок, мерцает золотом костер. И мы стоим, молча погрузившись в думы, думы добрые и приятные. Чувствуем, как и те, древние, тепло и защиту огня. Живого огня. Дара с небес.

Живо, да живо все еще в нас это теплое чувство из глубокой старины. Ведь мы все те же. Люди.

6 ноября 2008г.


    Наш старый и просторный дом детства состарился. Зимой в нем уже было холодно, несмотря на земляные завалины, что мы сооружали каждой осенью по его периметру, чтоб не поддувало. Он требовал капитального ремонта, но это не было нам ни по силам, ни по средствам. И после долгих колебаний приняли решение продать его и построить взамен поменьше, но новый и крепкий дом. Так и было сделано.

Выбрали подходящее небольшое, но удобное место, не вдалеке. Дом получился аккуратный и красивый. Но что дом без печи - не дом. Решили мы тут нарушить традицию и сделать водяное отопление, чтобы сразу и везде было тепло. Правда, спустя многие годы, мы все-таки не устояли и обзавелись нормальной печью, с небольшой плитой и огромным теплым кирпичным телом. Традиция взяла реванш!

Итак, купили мы и котел для отопления, но трубы еще не было. И тут приходит к нам наш старый знакомый, местный печник - дядя Коля. Небольшого роста, сухой но жилистый, во многих годах и поэтому уже давно не слагавший печи. А его реками и умением добрая половина домов вокруг зимой на тепло радуется. Да и учеников оставил после себя. Прожил он, как и все, трудную жизнь. И войну солдатом на фронте, а потом недоимок и разруху. Но потихоньку все обустроилось. Одним словом - скромный, терпеливый труженик.

И вот приходит он к нам, дело было летом, и говорит маме - Вы уж как дом готов будет, дайте знать. Приду Вам печь сложить. На память. Других уж не зовите. Распрощался и ушел.

Прошло время, дом был уже почти готов и строители делали отделочные работы. И вдруг появляется дядя Коля, в спецовке и с инструментом. Точно в срок.

Несмотря на возраст он сразу, без долгих разговоров, взялся за дело. Осмотрел внимательно дом, поднялся на второй этаж, осмотрел и крышу, стропила. Спустился в подвал, что на кухне, долго что-то там рассматривал, стучал по балкам, ковырял мастерком песок под полом. вылез оттуда, закурил папиросу, задумался как-то глубоко. Наверное в этот момент он видел уже и печь, и дымоход, и все особенности будущего мероприятия в их полноте.

Он встал, погасил папиросу и твердо сказал: Здесь будем делать стояк, чтоб удобно и тепло было, и начертил мелом в углу кухни, но не совсем, квадрат на полу. И скомандовал строителям - вырезайте. Он был настолько уверенно решителен, что никто даже не подумал возразить ему. Доверие же было полное - мастер!

Потом распорядился сколько надо и откуда и какого кирпича привезти, и где взять и сколько нужной ему глины. Все было исполнено вточь. Особо внимательно дядя Коля осматривал глину. Растер ее между пальцами. Масло, заключил он.

Дядя Коля влез в сделанную в полу дыру, откуда торчал почти по грудь, осмотрел еще раз - все ли так, и начал выбирать на только ему известную глубину песок ровным слоем. И приговаривал, как бы сам с собой: Подушечку соорудим, чтоб фундамент мягко лежал. Засыпали туда гравий и уплотнили его, слегка подсыпав песком. Глина, уже хорошо промешанная была наготове, и красные кирпичи. Мы были на подхвате - поднести кирпичи, добавить глины в ведро. Дядя Коля сказал: Кирпичи здесь, под рукой, друг на дружку, чтоб зря не нагибаться. Ведь в годах, и не малых, он был уже тогда. Выкурил непременную папиросу, погасил ее, и весь скрылся в дыре под полом.

Твердой рукой положил он первый кирпич, сказав что-то, наверное заветное, и стала расти наша печь от земли. А он все посматривал на сделанное, как бы сверяя глазом с замыслом. И вот фундамент печи вырос до уровня пола, да точь в точь по проделанной дыре  в полу. Он пригладил ее ровную поверхность по свежей глине и, довольный , закурил.

Потом встал, очертил на стене между кухней и прихожей линию, и дал приказ - выпилить. Никто не оспорил, хотя мы как-то оторопели. А дядя Коля пояснил - стояк здесь будет, щит для тепла. На следующий день, рано с утра начал расти стояк печи и щит, ровный и красивый, темно-красный, постепенно заполняя пространство в стене и красивым стройным столбом потянулся к потолку. Там уже было сделано окно нужного размера на второй этаж. Дядя Коля спустил в него отвес, проверил на месте ли, а и нет ли какого наклона у стояка. Но разве может из под руки мастера наклон вредный появиться, да так, для успокоения проверка. Соорудил он и вход для подсоединения нашего котла отопления к трубе, сказав: Здесь и топить его будет удобно, и мешать на кухне не будет, на пути. Все согласились с разумностью такого решения.

Постепенно кирпичная кладка поднялась к потолку, и мы понесли кирпичи на второй этаж. Там зазор между трубой и потолком он сделал поболее, вдруг фундамент дома поведет, или что еще, но чтоб не подперло. И закрыл его аккуратно подогнанными досками, как наличником, на потолке. Далее наш стояк рос и рос, как гриб осенний и скоро подошел ко скату крыши, почти у конька, но чуть со стороны. Там окно было обшито железом, а над ним он сделал, уже над крышей, как бы ступенечькой, чтоб вода от дождя стекала бы лишь на железо, но не по стояку.

На крышу наложили лесенку-доску с поперечинами-ступеньками. И она особым образом захватилась за конек крыши. На ступеньки мы подносили кирпичи.

К ней же была приставлена большая лестница со специальной опорой на крышу, чтоб невзначай не повредила края нашей шиферной крыши. Дядя Каля за всем этим следил сам и показывал строителям как правильно оборудовать лестницы, чтоб было надежно.

Делая же стройную красоту стояка, он приговаривал - будет тяга хорошая. И даже сделал внизу специальную дверцу чугунную, для очистки дымохода, но сказал - не понадобится, мою трубу чистить не надо будет, сама чистой будет, но дверцу - для порядка. Над крышей же он сказал: Здесь "выдру" сделаем, сказал он как бы себе, но вслух. И добавил - чтоб тянуло лучше. А то ветер дунет, и обратно дым погонит. Эта "выдра" была внутренним расширением трубы, но не видимым по внешним габаритам. Дядя Коля подробно объяснял зачем и как надо там укладывать по особому кирпичи, чтобы "выдра" работала. По всему это имело особое значение. И закончил он нашу трубу, когда она уже значительно возвысилась над коньком дома, особым "венцом" - расширением в полкирпича - для крепости и опоры над ней "короны" из железа, которую мы потом купили в магазине и водрузили на место. Где ветер-то у нас здесь зимой? Отсюда. Так и корона должна стоять, чтоб продувалась.

Дядя Коля уселся удобно на коньке крыши, закурил. И с высоты своей работы оглянул окрестности, наверное видя и другие, сделанные его трудом трубы и печи в соседских домах, и вспоминая прошлые годы. Ухмыльнулся довольно, на свои мысли наверное, погасил аккуратно папиросу, и начал потихоньку спускаться вниз.

Теперь дом был уже как дом, с трубой. Дядя Коля попросил старую газету, свернул ее трубкой и поджог, поднеся к отверстию в стояке, в кухне, что приготовлено для подсоединения котла. Пламя задрожало, забилось, и рвануло к дыре.  Тяга будет - заключил мастер, а как же.

И выйдя во двор, стал всматриваться в дымок из трубы над крышей. Наверное "выдру" свою проверял. Работает - заключил он, довольный. Еще раз вошел в дом, внимательно строгим взглядом осмотрел творение свое со всех сторон. Отошел немного в сторону, еще посмотрел, как бы примеряясь, испытательно. Взял свое ведро с остатками глины, плеснул туда воды, тщательно размешал. И окунув в эту смесь тряпку, засучив рукава, начал приглаживать щит стояка. От этих любовных поглаживаний  щит стал ровный-ровный с красивыми прямоугольниками аккуратно выложенных кирпичей.  Красота! Дядя Коля, осмотрев придирчиво еще раз добавил - теперь кафелем облицовывают, но и так хорошо будет, и тепло. Мы так и оставили.

Закончив свое печное дело, он внимательно, с заботой и не спеша очистил, промыл водой и собрал свои инструменты. Снял спецовку. И спросил где у нас умывальник. Без спешки, с толком, до  чистоты вымыл руки и лицо, а мама подала ему свежее полотенце.

Все было закончено. Дядя Коля, сколько я вам должна за работ, - спросила мама, я приготовила (добавила она, чтобы не вводить в смущение его). При этом дядя Коля как-то добродушно улыбнулся, может вспоминая далекие годы и то встречное добро и внимание к себе, и сказал очень просто и ясно: Это в память, от меня.

Мама пригласила его за уже накрытый стол, на чай. Где была и непременно, по традиции, стоящая "маленькая", завершившая дело. Мы еще посидели все вместе за столом, вспоминая былые годы и общих знакомых - добрых и простых людей, наших соседей. Вспомнили трудные годы, от которых память оставила лишь доброе да курьезное. А время унесло все суетное и тяжелое, в небытие. Мы чувствовали себя близкими за этим круглым столом.

Прошли многие годы. И труба, и стояк со щитом,  и выдра с венцом, сделанные дядей Колей работают безупречно, и будут работать.
Его уже давно нет среди нас. Но прижавшись к теплому щиту поздней осенью, всегда вспоминаешь невольно его.   Мастера.  И  доброго, простого русского человека.
Светлая ему память, труженику.





   Кстати, вспоминается один случай, из беседы с тестем, известным акушером-гинекологом, светлая ему память!

Он был человек бодрого духа, а рассказы и воспоминания его были ярки и эмоциональны.
И в них всегда была полезная линия. В поуку, в намек...

Так вот, однажды приходит к нему радостный молодой человек с громадной бутылью домашнего вина. И говорит- «Доктор, у меня родился сын! А это для Вас, от супруги. Спасибо Вам, огромное ».
И это за данный вовремя  и деликатно совет. Совет, принесший в дом радость, счастье.

Но, все по порядку...

   Сломалась в доме стиральная машина, дело будничное. Вызвали мастера.
Приходит молодой, «кровь с молоком», мастер. Вмиг все поправил. Разговорились.

Узнав, что перед ним Доктор, молодой человек смущенно посетовал - «Знаете, Доктор, я недавно женился, жена моя из нашего села. Мы очень хотим иметь детей, много детей,  и все делаем как надо. У нас с этим нет проблем, раза три в день. Но... нет и нет.
Доктор, скажите, а может что надо лечить жене, или мне? Вы уж извините, за беспокойство»

Вопрос был деликатным.
И Доктор объяснил ему,  по простому, понятно - «Юноша, вижу у вас кровь кипит, ясное дело. Но во всем умеренность нужна, она залог успеха. ведь мы-то не зайцы... Тут и воздержание не помешало бы, в пользу.»
Для ребенка будущего нужна не только страсть и желание взаимное, есть у Вас в достатке, а и Качество. Нельзя так разбрасываться. Это дело толк требует. Священнодействие. Взаимное.
Вы уж постарайтесь воздерживаться, в меру. Это лишь усилит Вас, даст необходимое «Качество».
А лечиться-то ни Вам, ни супруге Вашей, по моему, не к чему. Из Вас здоровье так и пышет.

Кроме того важно следить за собой, и передайте это и супруге, ведь женский организм, не как наш, особый!
И внимания требует.
Есть у женщин и особые дни, но самые сокровенные – в середине цикла, 14 -15 день , передай ей. И именно тогда Вы и должны всецело отдать себя друг другу. Нет, это не «секс», это именно «отдать себя», от всей души, сердца, и тела. В этот момент Вы Творцы! И творение Ваше будет сообразно Вашей любви. А воздержание умеренное, лишь укрепит, усилит эту любовь.
Все будет у Вас хорошо, уверен!

Да, и передайте своей супруге, чтобы когда готовит Вам, лук не жалела, побольше пусть в еду положит. Лук для нас, мужчин, дело первейшее.

И не советую Вам новомодных «антибебе» применять, они коварные, проку от них не много. Лишь усы могут вырасти.
Лучше природу следить, следовать уже познанному, проверенному.
Но, об этом как-нибудь в другой раз.

Вот такая беседа состоялась.
И радость пришла в их дом.
Может кому и будет полезен их опыт. Дай Бог!

Да, и не забывать бы сокровенно Божию помошь просить.
Все в Его Власти!

эхо

(размышления)

    Как приятна и естественна тишина природы с ее ласкающим слух нежным щебетом жизни вокруг нас! Но как мы уже отвыкли от этой естественности в громе и лязге города – уродливом и неестественном скопище людей и бетона. Томится душа в этой клетке ... 

Есть еще возможность вырваться “на природу” ... вдохнуть чистый воздух и порадоваться тому,что все реже окружает нас.Так и хочется раскинуть руки и от всей души и тела подать голос и, затаив дыхание, прислушаться к эхо в первозданой тиши. И становится неловко от вторжения в нее, от нарушения ее гармонии.

    Но только-ли голосом и действием врываемся мы в мир? Не замечая того, мы врываемся и своей мыслью, содержащей энергии куда более мощные, чем самый громкий вопль! Хорошо если наши мысли кротки, полные спокойной любви и гармоничные творению Божию... Они радают наши сердца, а и незримо поддерживают нуждающуюся в опоре душу, ищущую ее...   Но слишком уж редко  бывает это с нами, вокруг нас. Увы. 
    И привыкло ухо, и уже не сопротивляется неестественной агрессии душа... ведь все так (лукавое оправдание всегда наготове!). И летят потоки нечистой мысли (вот уж где истинно страшное нарушение экологии - экологии души!),  летят с эмоциональным накалом, встречая на своем пути и крепкие стены чистых и сильных , а и слабые, колеблющиеся, как осинов лист...

    Вот уже и переполнила чашу та капля и ... свершилось необратимое! А мы – источники “невольные”, не осознающие воистину что творим ... равнодушны,бездушны. Даже эхо не слышим.

    Все должно быть в мире в гармонии... и нарушение ее, как волна, хотим мы или нет, вернется эхом к источнику своему  усилясь по пути сродством с подобным – много их на пути. И вот уже это не слабый звук, а девятый вал мысли. И пометет он наше спокойствие и безответственность... но не задумываемся мы о причинителе сего, о себе... 

Привыкли искать причину в других, да в “объективных обстоятельствах” - так очень удобно, и до поры спокойно.

    Не слышим мы ни эхо грозное, не видим мы и слезы Хранителя нашего... Все вроде бы обошлось, пока. Ну что ж – не сдержался, выпустил зло из себя (вроде бы и полегчало – вот истенное коварство лукавого).

Удобно нам других винить в пороках наших, но не мудро. Эхо мысли не пощадит нас, породителей ее, вернется ведь к нам, нами порожденное чудовище, а можем и не устоять.

    Щядя других, мы в первую очередь щядим себя и защищаем себя ! От зла.
И усмехнется лукавый - “вот какое лицемерие, бред какой-то, никто не видел вашего эхо”.

Но мудрецы древности предупреждали, ведая – помни о бумеранге мысли! Посылай в мир только светлое, не осуждай, не обсуждай чужую слабость. Ведь это же грех! 

Но что нам до этого в суете дней...

А тут и эхо-то приближается невидимо, но неотвратимо.

Покайся! Увы, гордыня наша. И тут же: что только я, что ли – лукавое опять оправдание. А и времени-то уже и не осталось!

    Спеши покаятся, вопреки гордыне своей. Сдержи порыв эмоциональный – а от меня ли он? Прости к тебе недоброе отправленное – все мы не безгрешны, авось и не нахлынет, не раздавит. Ведь не зря сродное к сродному влечет. Промени сродство свое.

Прости меня, Господи !
И возрадуется душа, легче жить ведь будет.
И ангел Хранитель улыбнется нам.

Эхо - отклик на зов.
Но зов бывает разным...
Это и радостный крик, и сдавленный вопль о помощи от безвыходного, это и доброе и теплое послание души, это и мертвая тишина безразличия.
Эхо — отражение нас, внутреннего нашего состояния, сущности своей.

Но эхо —  и наш отклик на зов со стороны, или того, к кому направлен зов.
И всегда - этот зов, порыв души, в надежде на взаимность, на понимание, на сострадание, и часто зов о помощи.
Чаще зов даже не слышен, не видим, но всегда ощущается.
И он может иметь самые, даже странные формы: стих, картина, музыкальный фрагмент, песня, букет цветов, фраза в письме, и даже радостная улыбка или печаль в глазах...
Это зов с надеждой, с надеждой быть услышанным, понятым...
Зов к разделению носимой, но непереносимой в одиночестве, радости или тяжкого..
Зов с просьбой разделить, поделить трудно носимое внутри, в душе, на сердце.

Это порыв души , адресованный Душе.
В надежде на ЭХО.
Так будем же ОТЗЫВЧИВЫМИ... сострадательными и добрыми.
Да не одарим мертвой тишиной бездушного и эгоистичного безразличия.
Пусть и наша Душа рождает ЭХО.
Ведь это всегда так радостно!

12 января 2011г.

* * *   (Осень )

Тихой прохладой повеяла осень.
Темное небо Луною глядит.
Мысль пролетела, играя улыбкой.
Где-то вдали моя милая спит…

Осень. Извечный финал… (кругодейства ?)
И непогода пропущенных дней.
Но из-за облака Солнце прорвется…
Радостью тихой даря,  - веселей.

Зелень темнеет, меняя окраску.
Золотом вспыхнул мне ясень вдали.
Лист под ногой зашуршал,
И сороки - осени вестник, сидят на ветвях.

Нет уж жары, со ее духотою,
Воздух прозрачней, прохлада в ночи.
Грустные мысли… (не сбылись мечты?)
……………………………….
                                                  В.Н. 2018.

Полнолуние

Ночь. Не спиться.
Полнолунье.

Бледный лик висит во тьме.
И чужие бродят мысли
Словно кошки, в этой тьме...

В черном небе ночь без дна
    ...пробирается Луна.
Глаз магический не спит -
    что-то ночью ворожит.
В полной тайне, холодна
Одинокая Луна...

В полнолуние,
Сентябрь 2012.

Луна

Бледноликая Луна,
В черном небе рождена
Серебристый свет нам льет,
Мир холодный создает...

Тихо движется она,
Словно вором рождена...
И мистический свой лик
Нам являет, нас  манит...

Жизнь холодною живет,
И тепла нам не дает.
Словно вор крадется в дом
Хладным тоненьким лучом.

Манит душу, ворожа
Тянет, тянет все в себя.
Для коварства рождена...
Та двуликая Луна.

(Женской хитрости полна
И лукава, и сильна.
Если уж замыслит что...
Не спасешься от нее.)

* * *

В бурю вырванный цветок
(памяти Марины Цветаевой )

Ой, Марина, …. ты Марина!
Не открылись бы глаза...
Чудеса вокруг творились,
Но в реале — жизнь жестка.

Ох, Марина, …. ты Марина.
Рождена не в тот ты век!
Ни характером, ни волей
Ты не века человек.

Ой, Марина, …. ты Марина.
Сердцем жаль, душа скорбит.
Сколько высветила словом,
Но душа болит, … болит.

Ох, Марина, …. ты Марина!
В бурю вырванный цветок.
Сердце буйное, живое,
Обожглось о жизнь...
(и смерть)
Не в срок...

01.12.2012.
(Понимая горе, неприспособленность,
отчаяние, безутешный поиск...)

* * *

Сгорел!
(Сергею Есенину)

Бесшабашный и шальной,
Горесть сердца
Льет слезой...
Забываясь от веселья,
Душу он сдавил ногой.

Лишь березка....
Нежной тенью
Утолит души
Покой........

2012

* * *

Зов

Слово — жжет
Огнем из сердца.
Голос меркнет
Перед силой.
Это самое,
что ни на есть, — место!
В жизни!

Буря страсти -
как паровоз.
Мчится прямо -
не видя свой хвост.
Кричит громко -
гудком вперед.
Его будущее  зовет!

В.Н.
6 мая 2015.
(памяти В.В. Маяковского)

* * *  (В.Маяковскому)
Он писал громко!
Чтобы на площади слышали.
Чтобы в признании купаться лаве...
Во нововременной славе.
Рушит всем привычное,
В желтом обличии.
Зачем это тебе нужно?
Просто без скандала жить скучно?
Или любовь капризами замучила?
Свободная, в свободном мире
наскучила...
Или тайну свою скрывая,
под семью печатями...
Ты ведь слабость свою знаешь!
...талантливый наш стихописатель.

Он писал громко!
Чтобы на площади слышали.
Чтобы в признании купаться, в славе...
Чтобы громким голосом глушить в себе...
Слабость свою скрытую. Знает!

// Только слабому человеку нужно
постоянное самоутверждение в чужих очах!
Увы ! Медицинский факт.
(поэтому мне его искренне жаль!)

В.Н. 2016.

август 2006г.

        Приходилось мне бывать в Сибири с ее необъятными просторами и размахом . Там, все свои представления о лесе, о реках и даже о полянах в лесу надо помножить многократно - это Сибирь !

    Друзья пригласили меня поехать на их гордость - реку Обь. Я знал ее лишь как жирную ветвистую синюю нитку на карте. Они объяснили мне, что Обь - это единение в верховьях двух бурных рек, которые соединив свои силы так и текут далее обе вместе - Обь сиречь. И мне почудились те горные перекаты с бурлящей водой и тайменями в этих мощных струях. Место, куда мы направлялись на машине по ровному асфальтированному шоссе, было значительно ниже по реке, под Томском.

Ехали мы ехали, и вдруг это шоссе неожиданно кончилось. Мне смеясь объяснили - граница области. Одни построили свой участок, а соседи не продолжили. Денег ли не хватило, духу ли, или очередная пятилетка уже окончилась. Мы свернули на обкатанную грунтовую дорогу. Не беспокойся, говорят друзья - она лучше асфальта утоптана. Это знаменитый тракт, пропустивший через себя бесчисленное множество переселенцев и каторжников. И добавили - у нас, в Сибири, люди крепкие. Слабые вымирали, а настоящие - себе хозяева. Ведь дальше Сибири не пошлют.

Тут и извозом издревле занимались. И тайга-кормилица все дает, только надо знать что, когда и как брать у нее. Здесь всегда молчаливая дисциплина была. Пока старшие не укажут, никто самовольно в кедрачи за шишкой не пойдет. Уважение потеряет.

А зато на всяком столе, во всяком доме на почетном месте стоял графинчик с кедровым маслом, лечебным, от всех недугов. Разве что баня жаркая ему была в подмогу , напарником. Уважаема сибиряками баня. Но о ней особо надо - заслуживает того.

Итак, по утоптанному, в красном песке, довольно широкому тракту мы вскоре(по сибирским меркам) доехали до биологической станции.

Там нас встречали радостно биологи-отшельники. А и у них, кроме науки, хозяйство около крепкого дома - картошка кругом, местная гордость. Разговорились. Рассказали нам о совместном проекте биологов и физиков (на семейной основе) по изучению ориентации муравьев. Букашка всего ничего, может только пара невронов в ней, а ориентацию держит на громадные расстояния. И, что чудно - в небо смотрит и по окрестности ориентируется.

Было лето и вспомнил я о зловредных клещах - местной напасти. Спрашиваю, много ли их и действительно ли так опасны, как говорят. Как мы стояли во дворе, биолог обвела вокруг меня белым сачком и показывает - смотри, везде есть. Но оказывается не все они зловредные, но не различишь. И тут же поуспокоили - не бойся, мы-то видишь живы-здоровы, но осторожно надо.

Распрощавшись  поехали мы далее, к Оби. И вот она, цель нашей поездки - база на берегу реки. Естественно, первое дело, к берегу потянуло - увидеть реку сибирскую, настоящую. Берег крутой, а там темно-синяя вода( видно сразу глубина большая) течет степенно. Постепенно замечаешь, что скорость течения у берега и далее почти одинакова. Вода стеной идет, мощно, уверенно и спокойно, не перекатываясь. Спросил - можно ли купаться здесь. Говорят, что можно, но сил хватит пожалуй лишь на месте продержаться при этом могучем течении.

И рыба там еще водится, и не какая-нибудь, а царская - стерлядь.Современница динозавров. Живучая однако, даже сброс красной ядовитой воды с верхового металлургического комбината не вытравил ее совсем. Браконьеры лишь напасть, не смотря на запреты.

Любуюсь мощью настоящей сибирской реки, вжисть подобной не видел и такой степенной силищи не ощущал. А река-то широкая, не то что наши, западно-европейские. Присмотрелся, и вижу у горизонта вроде земля с лесом виднеется. Показываю, предполагая что это далеко другой берег виден. А друзья смеются - это лишь ближние острова виднеются, река-то куда шире.

Необъятно величие Сибири, воистину. Потом был гостеприимный как и везде в Сибири, обед. И конечно же и баню истопили. Парятся там по двое, по очереди. Один лежит на пологе - лишь охает да ухает от удовольствия. Другой, в шапке на голове, чтоб берегла от теплового удара, с двумя вениками, ошпаренными для мягкости, в руках. А веником-то  не бьют по телу - это варварское представление от незнающих. Двумя вениками берется тепло, горячий воздух от потолка парилки и направляется к телу. Так волной тепло и бежит по тебе. Веники лишь едва прикасаются. Но ты весь уже красный от разогрева. Все мышцы разомлели, все косточки на места свои встали.

Знатна сибирская баня, особо если по черному, как в старину. Но и наша, белая, но специально необжигающим деревом облицованная ( и без гвоздей в нем) - знатная баня. Если жар поубавился - поддадут ковшичек ароматной, от запарки веников воды в печь, на камни, и выдохнет она сразу столько ароматного жару, ни какая болезнь тут в тебе не задержится, выскочит.

Всем лекарствам лекарство баня, русская, сибирская. А потом непременно чай горячий, крепкий. Да стол хозяйка собрала, а на нем все чудеса тайги, полный набор. Ну и конечно соления с тем, что после бани полагается.

Не только здоровье и силу, но и радость дает баня. Дух в ней крепнет. Изстари уважали.

Лес вокруг - ни конца, ни края. Однако даже на краю леса, как за первые кустики зашел - сразу вокруг тебя несметное облако комаров, сибирских, громадных и зло жужжащих. Но говорят, что и мелочь, глазом не  видимая, и везде проникающая, мошка-гнус, еще злее и назойливее. И спасения нет от них.

Спрашиваю, как спасаются. А вроде никак, покусают достаточно, да так, что опухнешь с непривычки, и уж не чувствуешь. Да бороду погуще отпускают, хотя эта защита сомнительная, скорее для солидности разве, сибирской.

    Поехали мы раз за шишкой, если будет, в кедрач - бор кедровый. Кстати, там почему-то этих злых комаров не помню чтобы водилось. Кедровый лес - совсем другое, не похожее, сразу в глаза бросается густая зеленая крона на ровных высоких столбах-стволах, без нижних веток, голых.

Оказывается кедр дерево хрупкое и нижние, а потом и выше ветви легко обламывается. Поэтому в кедраче - как в колонном зале. Из-за густоты кроны тенисто, внизу ковер мягкого и пружинистого зеленого мха. И видно далеко - нет кустов ни подлеска. Шишку обычно собирают после ветра, и поэтому нам редко попадались. Но какие ! Упругие, сбитые в кулак, смолистые. Смола даже вытекает, обдавая все вокруг исключительным ароматом. Из-за нее даже орешков кедровых не вынешь из шишки. Но белочки там специалисты. видел как она берет шишку стоя на задних лапах с сначала очищает ее от шелухи так, что все орешки торчат. Потом вынимает их зубами и за щеку прячет. Бросит шишку - посмотришь, а там часть орешков осталась. Это она оставила пустые орешки - зачем зря их таскать домой за щекой. Умелица. И так быстро это делает, ударница просто.

Потом я привез из Сибири домой орешков кедровых детям, да шишек несколько смолистых, чтоб посеить у себя на даче кедры, вдруг приживутся. А на самом деле это дерево, по научному и не кедр оказывается, а кедровая сосна. И росла она еще в глубокой древности вдоль рек, уже давно не текущих и лишь кедрачами теперь обозначенных.

Из орешка, семечки шишки кедровой сосны, но далеко не из всякой, а зиму на морозе пролежавшей, к весне может росток проклюнуться молодого будущего кедра, если Бог даст.

А в зрелость кедр вступит лет через восемьдесят. Посеешь - потомки спасибо тебе скажут, добром попомнят. Ради хорошего слова стоит озаботиться. Вот и мы наковыряли из смолистых шишек орешков, намочили их в воде и посеяли в укромном месте в огороде, чтоб не затоптали. Так и забыли о них.

Однажды, в начале лета, зовут меня дети и говорят - наши-то кедры проросли. Ну, обрадовался, пошли смотреть где были посеяны. А они и говорят, да здесь кедры, мы их в цветочные горшки пересадили, поливать будем.

Естественно пересадки эти нежные парочки зеленых иголочек не выдержали, но эксперимент наш по распространению красавцев-кедров в целом был успешным.

    Потом прошли годы, вспомнили о кедрах. Попросил друзей-сибиряков прислать, если будет возможность пару шишек, не вареных, с орешками, на семя. А тут и оказия подвернулась - прислали мне уже проросших с корнями в родной сибирской почве , зелененьких, в иголочках, как ежики, два кедра. Мы были бескрайне рады подарку. Исполнилась наша мечта.

Теперь эти два кедра уже прижились и у нас. Бережем их, ухаживаем. И так как они облагороженные были еще в кедровом питомнике, то лет через пятнадцать и шишку увидим, дай Бог. Но первые девять лет растет он очень медленно, едва заметно. Может к нам присматривается, да к месту новому.

    Спасибо друзьям-сибирякам за дарованную радость.

Будем надеяться, что потомки с благодарностью нас добрым словом помянут, под кедром.

Необъятна Сибирь. Красота ее своеобразна и неповторима, но нежная и хрупкая.

Беречь бы нам ее, чтоб радовала нас, да и тех, кто после нас народятся. И не изводить кедры-кормильцы на карандаши.

По хозяйски бы, как в старину, на века вперед смотреть.  Этому  кедр нас и учит.





    Иду по дороге, по грибы, в пригороде большого города далеко на юге. Красивая природа, холмистые изгибы предгорий засажены стройными сосенками, стоящими рядами, словно солдаты в строю. А под ними - желанные рыжики, да маслята. Посажены сосенки были во времена еще всенародного энтузиазма. Попадаются и островки старых дубовых рощ, поражающие своей солидностью. Но более луга с уже поугасшей травой. Осень.

    Глаз пробегает по разделу горных вершин и синего неба. Видны с высоты  в далекой дымке белеющие дома нового района города, да красные черепичные крыши загородных дач не вдалеке от дороги.

    Иду, спокойно размышляя свои думы, и вдруг, как бы невзначай, неожиданно перед глазами что-то непривычное, чуждое общему пейзажу. Подхожу ближе - березка. Да, настоящая , белесая с висящими ветвями и уже желтыми на них листьями. Березка. А ведь нет их здесь. Наверное кто-то специально посадил ее у дороги в ряду каштанов и ореха. Может в шутку, может в память о своей молодости, или Бог знает зачем.

И стоит она здесь, на горной высоте, одиноко, без сестричек, оставшихся где-то очень далеко. Стоит одиноко и как-то грустно. Сиротка.

Березка на фоне чужого ей синего неба и зеленых гор.

Останавливаюсь около нее. Поглаживаю шершавый ствол, уже в возрасте. Как бы и здороваюсь. Вот и встретились вдалеке от мест  моего детства, а и ее тоже. Неожиданная, нежданная встреча.

Стойкая березка. Вкоренилась, подросла, окрепла, старается вписаться своей непривычной белизной в пейзаж. Колышат южные ветра ее ветви, греет знойное солнце. Стойко стоит.  Вдалеке...

    Потом, зимой были мы там снова. Шли той же дорогой.  Был солнечный день. Вокруг лежал свежий снег. Вспомнилось о той одинокой березке.

А она, красавица белобрысая, стоит в снегу, как дома.  Красуется.  Глаз радует.

    Вот и такие, неожиданные встречи бывают подчас.     Куда судьба занесла!



    Прошел ураган, редко такое бывает в наших  местах. Уронил две большие ели, на крышу дома. Хорошо еще, что не повредили крышу, а лишь нежно легли ветвями на нее. Но и этого было достаточно чтобы дождь, смачивая ветви, намочил и стены и даже потолок кирпичного дома. Погода поутихла, ели были спилены и разделаны на дрова. Так кончился их век. Открылось вместо их широкое пространство около дома, непривычно светлое и приветливое. Мы все присматривались и рассуждали что посадить там вместо елей. И уже вроде сошлись на мнении, что будут там несколько кустов лещины, и сморода около них. На том и порешили. Чтобы не иметь более беспокойства с падающими елями.

    Вот так, да не так. Стало нам неосознанно чего-то не хватать. И тени этих елей, скрывающих горизонт, и их насыщенного хвойного аромата, особо явного летом, в жаркие дни. Затоскавали по ним даже, а может привыкли.

И тут, дело было осенью, прочищали сад от ненужных зарослей и сухих веток, а там, в тени, в уголочке сада вдруг видим маленький зеленый прутик - елочка, в две пяди высотой. И очень ей обрадовались, что нашлась, кстати.

Ее-то нам и не хватало, неосознанно, но явственно. Сразу стало ясно что именно она и заменит наши ели. Без колебаний пересадили ее туда, где были те две старушки. И все вроде бы встало на место. Пусть растет. И радует своим хвойным ароматом и густой тенью в жару.

Однако посадили ее все-таки немного подальше от дома. Так, на всякий случай. Ведь хоть и редко, но ураганы бывают.

    Оказывается, мы привыкаем не только к живым людям, окружающим нас, но и к деревьям в саду, и даже к нашим елям.

Все восполнилось.






    Нет более таинственного творения, чем вода. Стоит она особо и по химическим свойствам, и по физическим особенностям и по важности для всего живого – от человека до климата и жизни на планете.Может поэтому воде придавали особое значение и она присутствует с глубокой древности в мистических ритуалах, и даже сейчас она основной атрибут христианского приобщения к вере и церкви, крещении.
Даже есть исследования, указывающие не только на более сложную структуру из молекул воды, но и на свойство ее к восприятию мысли и памяти, что было подмечено давным давно.
Но нет более острого ощущения особости воды, чем личное присутствие около живой, подвижной воды, будь то горный бойкий ручеек, полноводная сибирская река или необъятной синевы море. И совсем другие чувства у тебя вблизи застоялой, болотной воды. Не зря эти места в преданиях все обиталище неприятных сущностей. Так воспринимали, так и дошло это до наших времен.
А ведь селились предки наши все более вдоль рек. И редким было исключение.
Река – это и летний путь по воде через труднопроходимые леса, и зимний санный путь. Она и кормилица рыбой, да и дичью по берегам. И водилось ее в изобилии, пока не решили “покорять природу” запруживая реки, нарушая тем естественную миграцию ценной рыбы, заливая навечно не только родные поселения и могилы, но и сочные пойменные луга – источник корма скоту, а оттуда и изобилию молока и мяса. От гордыни, электричества чуть больше получили, разучившись беречь имеющееся, но многое потеряли безвозвратно. Хорошо еще, что придурь поворота мощных, образующих климат рек не была реализована – Бог оградил от неведомых катаклизмов.
Безразличие, даже отсутствие любви к рекам и озерам, как источникам жизни, и приводят к их истощению, заболачиванию, да и прямому исчезновению уже многих, некогда полноводных рек. И лишь серии озер – бывших стариц, напоминают еще о прежних водотоках, пока не заросли и исчезли.
А море. Необъятной ширины, к горизонту. Вода, вода... в синеве неба. Подумаешь – какое обилие. И в глубине и в пространстве, но и здесь, особо около больших городов и курортов, все давно в бытовых отходах беспощадной “цивилизации”, да в канализационных стоках, убивающих еще не мутировавшую живность. И там не бездонно терпение природы. Достаточно посмотреть спутниковые фотографии стоков крупных рек в море, врезающихся далеко от берега своей мутной и грязной водой в синие просторы. Вот и рыбы-то уже и не стало у берегов. А была.
Сижу на берегу теплого южного моря. Тихо и ритмично набегает на пещаный берег волна за волной, смывая дорожку свежих следов. Моет море берег. Для нас. Успокаивает ритмичный шум прибоя. Ласкает взгляд сочетание сине-бирюзовое неба и моря. И как бы небо уходит в море, а море устремляется в небесную даль. Не хочется отводить взгляд от игры волн. Вот так бы сидеть и сидеть, следя их вечную жизнь, представляя те многие поколения до тебя, и дай Бог, после тебя , этого моря.
Урбанизация прижимается к береговой линии. И уже лишь тонкая полоска пляжей вдоль воды. Нет тех лагун и заливов, что остались лишь на картинах старых художников. Нет и тех рыбаков, ни их приемников у моря. И покупаем мы уже рыбу из далеких океанских широт.Вокруг же все отдано сиюминутной наживе, с грохотом развлечений и толпами млеющих от жары туристов-однодневок. А для них это не родные, не единственные места.
И не даром уже не в шутку предупреждают – приближается нехватка воды, более опасная, чем нехватка нефти или газа.
И кончатся войны,, за нефть, но придут еще более жестокие, за насущное – за воду.
Сегодня городская труба проглотила речушку, и зелень вдоль ее берегов, заместив все бетонным нагромождением. Но разве уж так необходимо всех сгонять в один большой город-муравейник. Не лучше ли, как мудрые предки – в пространстве расширяться, среди природы, в ней как ее часть, пользуясь ее благами, не подчиняя, бережно.
Раньше у реки рыбой питались, а теперь сидишь с удочкой, хоть и в удовольствие лишь, но рыба не попадается. Мало ее в  воде уже. Но и вода-то не та, струящаяся, что еще сохранилась в необжитых верховьях реки, а мутновато-коричневатая. И лишь облака в отражении плывут по поверхности реки, да бутылки пластмассовые.
Отняла цивилизация и эту маленькую радость – рыбную охоту, так красочно описанную Аксаковым в его, еще не совсем древние времена. Читаешь, глядишь вокруг и чудишься куда все исчезает. И что взамен. Ни к душе, ни к сердцу. Грусть набегает.
    Вот бегут веселые ребята, с разбегу бросаясь в воду. Плавают, играют, веселы – есть еще где. В них лишь надежда, что не будут как мы, как наше поколение, бездушны к окружению своему, к природе родной.
Поймут, оценят истинное, восстановят, что еще возможно, сберегут и далее передадут мудрость предков далеких. Мудрость жизни в природе, в любви и гармонии с ней, как ее часть. Часть разумная, не безумная.
Верить хочется. Дай Боже хоть им больше разума в даль дней и годов посмотреть, увидеть, остановить бег безумия. Жить в радость. Здоровыми и счастливыми.
И величию замысла Творца радоваться, с благодарностью.


 

Василий Макарович, плоть от плоти и душа от души народа нашего. И мы чувствуем его искренность, душу могучую и тонкую. Видим неподдельную любовь к односельчанам, к Отечеству.

Рано ушел он от нас, сгорел, отдав нам свою любовь. Пройдут годы, но писатель В.М.Шукшин останется навсегда именно своей искренностью, наблюдательностью, умением в обыденном увидеть то, мимо чего мы в привычности проходим.

Он нам показал то естественное в русском характере, русской душе, что мы чувствуем, но не всегда осознаем. Помог увидеть себя изнутри, глядя со стороны, любовно.

Многое стирает время, но искренность и любовь Василия Макаровича к родному краю, родным людям, близкому окружению останется для нас навсегда. Его неприхотливые рассказы, с острой наблюдательностью, добрым юмором, видят наши души и нашу сущность. И это, прежде всего доброта, доброта неподдельная, от его любящего сердца.

Светлая память тебе, Василий Макарович Шукшин.

Вечная память в наших сердцах, в соотечественниках.

 

    Скорбная весть - нет тебя среди нас. И не верится этому, не хочется верить!
Еще недавно все было иначе, но эта весть высветила,  как молния,  истину - много приятелей, но друзей - на пальцах одной руки. И не в частом общении или другом это проявляется - в единстве духа, в понимании и уверенности в поддержке. Все ясно.
    Тебя уже нет среди нас, но ты остался  в сердцах и памяти нашей, все тем же молодым и энергичным, эмоциональным и увлеченным своим делом. Останешься верным другом. И будем помнить тебя и те, былые уже дни...
Светлая тебе память!

    Всплывает в памяти последняя наша встреча. Мы все возвращались к прошедшим временам, но ощущали, что именно сейчас, общаясь и сидя один около другого, вспоминая  наших друзей, были рады встрече. Говорили о разном, о своих делах и проблемах (как и положено), о планах и детях. Но важнее была радость присутствия, общения... И время проскочило мельком, оставив вспышку радостных воспоминаний. Это главное.
Воспоминания - они объединяют нас, делая осмысленной жизнь, кристаллизируя ее.
     Память - это наше, святое, неразделимое от нас. Наша ценность. Мелкое тает и уплывает, истинное - всегда с нами.
И к этой ценности ты будешь принадлежать, для нас.

     Прошли многие годы, уже давно мы не молоды, но мысль наша там, где ярче эмоционально шла наша жизнь и встречи по ней. Что осмысливало ее и,  дай Бог, было содержательно и верно.
Многое растворилось в тумане суеты но остается  то, что дорого нам.
И, как ни странно, ни профессиональные успехи и неудачи, ни бытовые радости и трудности не будоражат наши воспоминания, нет.
Это сиюминутное, проходящее время очищает. Память все лишнее отсеивает, оставляя истинно ценное для нас.
Не зря говорят - Светлая память. Именно светлое в ней и есть самое ценное.
И в свете ее, памяти, наши друзья и встречи, даже мимолетные.

    Вот уже и расстались мы с тобой, но ты остался с нами таким, каким и был в наших сердцах. Другом.
Светлая тебе память!
И дай Бог утешение душе твоей и покой.